Как бы волшебная сказка - Грэм Джойс

Так он потерял час или около того.

Он оделся, спустился в гостиную и в безысходном отчаянии тяжело опустился на диван, в поврежденных связках ноги пульсировала боль. Потом забылся тревожным сном, а когда очнулся, было слишком поздно думать о возвращении в Аутвудс.

Он недолго посмотрел телевизор, потом лег спать, но лежал с открытыми глазами, думая о Таре. Он вынужден был признать, что, очень возможно, Тара мертва. Он не верил – в отличие от полиции, – что она там, в лесу, гниет под землей и листьями. Скорее всего, ее затащили или заманили в машину и куда-то увезли. Это значило, что ее изнасиловали, а если так, то ее где-то выкинули из машины или убили, но если же выкинули, то к этому времени она дала бы о себе знать. Был и немыслимый вариант: кто-то продолжает держать ее в плену.

Ужасней всего, что было невозможно ничего предпринять. Он знал, что мог бродить по лесу, как Питер, заглядывая под каждый лист или желудь. Но можно было потратить время с большей пользой, опрашивая людей о машинах, виденных ими в том районе в момент исчезновения Тары. Он был в бешенстве оттого, что полиция допрашивала его, вместо того чтобы заниматься именно этим. Утром он скажет им это: отправится в участок и научит выполнять свою работу.

Где-то после полуночи его разбудил шум: кто-то, спотыкаясь, вломился в дом. Это был отец. Раздался крик: «Ричи! Ричи!» Но Ричи предпочел не отвечать. Затем в доме воцарилась тишина. Когда отец, шатаясь на нетвердых ногах, возвращался из трактира, он просто засыпал мертвецким сном на диване.

Утром Ричи поздно выполз из постели. Отец уже потащился на работу, и он остался в доме один. Он лениво сидел в футболке и шортах, ничего не соображая. Он держал в запасе четверть унции каннабиса, принадлежащего ему и Питеру, завернутого в серебристую фольгу и спрятанного под матрасом. Ричи всегда хранил травку у себя, потому что у его отца не было шанса наткнуться на сверток, тогда как Мэри всегда прибиралась в комнате Питера – это был ее эффективный способ приглядывать за сыном. Однажды она нашла у него маленький пакетик таблеток ЛСД и захотела узнать, что это такое. Питер сказал, что это освежитель дыхания. Та поинтересовалась, для чего ему освежитель. Питер ответил: чтобы дыхание было свежим. На что Мэри довольно возмущенно сказала, что надеется, он не имеет привычки целоваться со случайными девчонками. Питер успокоил ее: мол, конечно не имеет.

Ричи склеил слюной два листочка сигаретной бумаги, накалил каннабис, прежде чем раскрошить его на табак. Затем закурил и взял в руки свой «гибсон». Это была красивая гитара с глубоким звуком и сверкающими струнами, которую он смог купить только ценой больших жертв. Он взял несколько аккордов, пытаясь выразить словами тоску по Таре, но боль была слишком свежа, слишком садняща. Наконец травка приглушила боль в лодыжке. Он прилепил догорающий конец самокрутки между струнами на головке гитары, как делал один знаменитый музыкант, которого он видел на концерте.

Утро принесло облака. Он скрутил еще косячок. Продолжая наигрывать, он случайно глянул в окно и увидел чье-то лицо. Лицо пристально смотрело на него. Он даже вздрогнул. Лицо, похоже, было знакомо.

Это Питер разглядывал его в окно.

Ричи отклеил окурок, встал и потащился к двери.

Питер прошмыгнул мимо него в дом.

Когда Ричи прошел за ним в общую комнату, он сказал:

– Вообще-то, здороваться надо!

– Куришь нашу травку? – спросил Питер.

Ричи протянул сигарету:

– Хочешь?

– Нет настроения. Мою сестру похитили или убили, и у меня нет никакого настроения балдеть, Ричи.

– Хорошо. – Ричи держал дымящийся окурок в руке, не зная, чтó в свете этого замечания правильнее: загасить его или оставить догорать. Он сделал затяжку и положил окурок в пепельницу. – Присядешь?

Питер смягчился. Сел и взял в руки «гибсон» Ричи, легко прошелся большим пальцем по струнам.

– Я не отступлюсь.

– Молодец.

– Мама с папой говорят, ты вчера обещал поехать в Аутвудс. Обещал приехать и помочь искать.

– Собирался, Пит. Не получилось.

Пит стиснул шейку грифа:

– Они сказали, что ты обещал.

– Я хотел.

– Там теперь один я, Ричи. Только я. Ни полиции. Ни волонтеров. Ни тебя. Только я.

– Полиция отдавила мне ногу. Серьезно. Мне трудно ходить. Приходится…

– Мне там одиноко, Ричи. Одному. Только ветер свищет. Одиноко и холодно.

– Я бы приехал. Да едва двигаюсь, друг.

– Но покуриваешь травку и тренькаешь на гитаре.

– Что с того? Хочешь кое-что сказать? Ты прямо как фараон, да? Думаешь, я это сделал?

– Не знаю, что думать.

– Премного благодарен, приятель. И это мой лучший друг. Почему бы тебе не попробовать выбить из меня признание, как они вчера старались, ну, давай. Не хочешь придавить мне другую ногу?

– И как они, не выбили?

– С какой стати?

– Они рассказали нам. Тара была беременна. От тебя.

Ричи обхватил голову руками. Тихо проговорил:

– Ублюдки.

– Она сделала аборт. Знаешь, как? Она должна была с классом ехать на экскурсию. Вместо экскурсии она поехала в клинику. Полиция все раскопала.

– Я даже не знал этого. Не знал, что она это сделала.

– Почему ты не рассказал нам, Ричи?

– Это не ваше дело, да? Но все равно я собирался рассказать. Честно. Просто ждал подходящего момента.

– Это все меняет. Такие вещи. Ты мог сказать нам. А теперь – мало одного ужасного потрясения, так мама получила еще и плевок в лицо.

– Они же не сказали ей, нет?

Питер мрачно кивнул: сказали.

– Я должен пойти поговорить с ними.

Мягко коснувшись другой струны, Питер посоветовал:

– Нет. Лучше не ходи. Они не хотят тебя видеть.

– Ты же не думаешь, что я что-то сделал с Тарой? Скажи, что так не думаешь.

– Скверно все это выглядит, а? Ты сделал ей ребенка. Она от него избавилась. Вы поссорились. Ты говоришь, что оставил ее в Аутвудсе. Даже если ты ее не тронул, ты в ответе за то, что случилось, так ведь?

– Не отрицаю.

– Нельзя оставлять девчонку одну в Аутвудсе.

– Она убежала от меня, Питер! Убежала! И в тот день она не пропала. Ты ерунду говоришь!

– А потом ты уехал и ничего никому не сказал. Почему, Ричи? Вот о чем полиция спрашивала меня. Почему он уехал и так поступил? Тогда я задумался о том дне, когда я искал там один после того, как ты пообещал моим старикам приехать и присоединиться ко мне. Задумался над тем, почему ты не появился.

– Черт, ты действительно думаешь, что я это сделал! Что же ты просто не пришел и не сказал мне это?

– Вот я и пришел сегодня утром. И что же я вижу? Ты покуриваешь косячок себе в удовольствие, играешь на гитаре. Балдеешь. Расслабляешься. Нехорошо, Ричи.

– Питер.

Питер встал:

– Я ухожу. Поеду обратно в Аутвудс.

Держа гитару за шейку грифа, он протянул ее Ричи.

Но когда тот хотел ее взять, схватил «гибсон» за гриф обеими руками и ударил гитару о стену. Гитара треснула и раскололась. Питер снова размахнулся, на сей раз в опасной близости от головы Ричи, и вторично ударил со всей силы о стену. Ричи вжался в диван, а Питер бил и бил гитару о стену, пока в руках у него не остался только гриф с болтающимися струнами.

– Ты виноват, Ричи! Что бы ни случилось, ты виноват! – Он поднес кулак к лицу Ричи. – Надо бы выбить тебе зубы, как я разбил гитару! Я мог бы! Мог бы порвать твои поганые струны!

Бросив съежившегося Ричи, он ринулся к двери. Ему стоило бы оставить дверь нараспашку, потому что секундой позже, когда Ричи смотрел на осколки своего драгоценного «гибсона», появилась новая фигура. Это был жирный тип, который накануне избил его в полицейском участке.

Оглядев разбитую гитару, тип пропищал:

– Сыграешь нам на этом, Вичи? Пошли, сынок, тебя хотят видеть в участке. Погоди-ка, что это я чую? Да ты баловался травкой, Вичи.

15

Говорят, природа сих Ши или Фейри, коих еще кличут Слит Мэйт или Добрый Народец… полагается между человеком и ангелом, каковое в старые времена думали и о демонах; они как мудрые текучие Духи, и тела их так же невесомы и переменчивы (наподобие тех, что зовутся астральными), вроде сгустившегося тумана, и лучше видимы в сумеречном свете. Сии тела столь податливы благодаря бесплотности Духов, кои движут ими, что могут делаться зримыми или незримыми по собственному желанию.

– Надеюсь, немного успокоился, – сказала Мэри, открывая двери Питеру. Она часто предваряла свои пожелания этим «надеюсь». Надеюсь, поезда не будут опаздывать. Надеюсь, еды на всех хватит. Надеюсь, небо не обвалится. – А то все уже испереживались.